Из послесловия "Три этюда"
к книге "Барон и Муза"
Слово декаданс оказалось удобным термином для советской критики и надолго закрепилось
за символизмом и "модернистским" искусством начала века. В 90-х годах
XX века слово "декаданс" сменяется на "ренессанс", а былые
"декаденты" превращаются чуть ли не в апостолов нравственности и культуры.
Общество - сложная система и кризис в одних слоях может сопровождаться расцветом
в других. Более того, обычно так и бывает: наивысший культурный подъем приходится
на периоды общего системного кризиса. "Ренессанс" в области искусств
приходится на общий социальный "декаданс". Кризис проявляется по-разному,
множеством оттенков и бликов отражаясь в разных гранях системы. Одна из таких
граней - сексуальная жизнь. И через эту грань также виден надвигающийся кризис,
как он заметен в других гранях.
Нарушение сексуальности проявляется как в воздержании, так и в половой распущенности
и невоздержанности. Иногда сексуальность принимает измененные формы. Безбрачие,
отказ от сексуальной жизни - такой же признак общественного упадка, как однополая
любовь или "гомерический блуд". Обращаясь к нравам "Серебряного
века", к сексуальной жизни декадентско-модернистского общества, выделяются
как бы два полюса сексуальной жизни. Первый полюс можно условно связать с Москвой
и русскими антропософами, среди которых были поэты Андрей Белый и Максимилиан
Волошин, художницы Маргарита Сабашникова и Ася Тургенева. Второй полюс - с петербуржским
кабаре "Бродячая собака".
Возникнув, если верить легенде, в среде революционных демократов как средство
"освобождения" угнетенных женщин, фиктивные браки распространились
в "образованном обществе" и поломали жизнь не одному поколению русских
интеллигентов. В книге, ставшей на несколько десятилетий Библией русской интеллигенции,
- романе Н.Г. Чернышевского "Что делать?" - так описывается образец
семейной жизни :
Старик и старуха, у которых они поселились, много толковали между собою о том, как живут молодые, - будто вовсе и не молодые, - даже не муж и жена, а так, точно не знаю кто.
- Значит, как сам вижу и ты, Петровна, рассказываешь, на то похоже, как бы сказать, она ему сестра была, али он ей брат.
- Нашел чему прировнять! Между братом и сестрой никакой церемонности нет, а у них как? … А ты так скажи: вот бывает тоже, что небогатые люди, по бедности, живут два семейства в одной квартире, - вот этому можно прировнять.
- И как это, Петровна, чтоб муж к жене войти не мог: значит, не одета, нельзя. Это на что похоже?
В начале XX века традиция фиктивных браков получила еще один изгиб: мистически
настроенные барышни (иногда молодые люди) (в первую очередь, в антропософских
кругах) стали выдвигать своим женихам (а иногда уже мужьям) условием совместной
жизни - отказ от сексуальной близости. Таким был брак Волошина и Сабашниковой
и гражданский брак Белого и Тургеневой. Иногда фиктивные браки перерастали в
настоящие, как, например, брак Софьи Ковалевской в XIX веке или Блока и Менделеевой
. Иногда кончались разводом .
Противоположностью антропософам является, безусловно, петербуржская публика.
Высшая аристократия (и даже императорская фамилия) заражена гомосексуализмом.
Не отстают и модернисты: М.Кузмин, В.Князев, С.Судейкин, С.Городецкий и многие,
многие другие. Н.Н.Врангель пишет в 11-ом году из Парижа, что и он "пососал"
там какого-то мальчика . Из женщин - выдает себя за лесбиянку все та же Паллада
Олимповна:
И к храму Женщины, радея откровенно,
Опять направлю я без стрел свой лук.
Впрочем, однополая любовь вполне сочеталась с двуполой, например, Князев являлся
по очереди любовником Паллады, Кузмина и О.Судейкиной.
Но и без крайностей однополой любви, сексуальная жизнь отнюдь не блистала здоровьем.
Паллада, Судейкина и другие дамы частенько меняли мужей и любовников. Маргарита
Сабашникова вспоминает в "Зеленой Змее": "Супружеская верность
была большой редкостью, а когда встречались такие пары, другие их даже несколько
презирали" . Одним из наиболее красивых выражений такого мироощущения является
стихотворение Марины Цветаевой 15-го года .
Легкомыслие! - Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мои вбрызнул смех,
Ты мазурку мне вбрызнул в жилы.Научил не хранить кольца, -
С кем бы жизнь меня не венчала!
Начинать наугад с конца,
И кончать еще до начала.
Многие дамы тех лет могли бы (и хотели) сказать о себе то же самое. Такая жизнь
считалась шиком. Правда, даже на таком фоне жизнь Паллады Олимпиевны выделялась
экзотикой. Впоследствии Анна Ахматова говорила о "гомерическом блуде"
Паллады.
Еще одной распространенной формой жизни тех лет были "тройки". Образец
такого сожительства задавался все тем же романом Чернышевского :
Сколько расстройства для всех троих, особенно для вас, Вера Павловна! Между тем как очень спокойно могли вы все трое жить по-прежнему, как жили за год, или как-нибудь переместиться всем на одну квартиру, или иначе переместиться, или как бы там пришлось, только совершенно без всякого расстройства, и по-прежнему пить чай втроем, и по-прежнему ездить в оперу втроем.
Часто это, действительно, были вполне добропорядочные союзы интеллигентных
людей в условиях запрета или осуждения разводов (то есть именно то, о чем говорится
у Чернышевского) . Иногда же это были попытки создания союзов иного типа, разумеется,
исходя из "духовных", "мистических" соображений. Например,
Вячеслав Иванов и его жена Лидия Зиновьева-Аннибал пытались втянуть в тройственный
союз М.Сабашникову .
Многие столичные интеллигенты видели и осознавали состояние декаданса, кризиса
не столь экономического, и отнюдь не культурного, но духовного и нравственного:
"То было время духовного кризиса и идейного перелома в русском обществе,
в наиболее культурном его слое" . Отсюда апокалипсический настрой, ощущение
надвигающейся катастрофы, Конца Света. Ожидание Всемирного Потопа или, по крайней
мере, кар новым Содому и Гоморре.
Где вы, грядущие гунны,
Что тучей нависли над миром!
И когда пришли Мировая война, революции и междоусобица - русское общество было уже готово, это была долгожданная расплата за полтора десятилетия "Серебряного века". И возникает сомнение: может, ужасы русской революции были не катастрофой, а защитной реакцией общества, попыткой излечиться от опасной болезни? И приходят на память строки из Валерия Брюсова :
Бесследно все сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.